Как стать бессмертным?

Как стать бессмертным?

Я озаглавлю это: попытка эссе. И потому не ждите от меня научной статьи об успехах трансплантологии или эзотерических практиках. А ждите скрипящего на зубах сожаления.

И надежды.

Сегодня вы вынуждаете меня говорить банальными фразами, а это не так просто, как может показаться. Ведь за банальностью, зачастую, кроется простота мысли, и увольте меня от спора, хорошо это или плохо. Ибо она – синоним ясности, а ясность – основа понимания.

А я не знаю. Не знаю, как стать бессмертным. Ничто не ясно.

Мне двадцать три года, и я не сделала ничего, что могло бы претендовать на славу в веках. И, казалось бы, у меня впереди огромная жизнь, чтобы цементом труда или творчества залить фундамент для моего постамента, нерукотворного памятника, к которому бы «не заросла народная тропа».

Но что мне делать?

Сегодня вы вынуждаете меня обращаться к авторитетам. А авторитеты тоже часто говорят банальные фразы, подобно Эрнесту Ренану, считавшему, что «бессмертие состоит в работе над чем-нибудь вечным». И я бы не отказалась, если бы господин Ренан сделал подробную сноску с описанием всех «вечных дел», чтобы мне заняться ими наверняка. К слову, я понятия не имею, кто он, хотя и считаю себя не самым необразованным человеком своей эпохи.

А потому: достиг ли бессмертия он сам?

Но рецепт его, безусловно, работает. При правильном подборе ингредиентов. Пушкин, Достоевский, Эйнштейн, Чарли Чаплин, Петр Первый – их я знаю. И многих других – тоже. И, пожалуй, дела их и творения поистине бессмертны, как и имена авторов.

Но что вы знаете о Пушкине и о Достоевском? И что вы знаете о Кюхельбеккере, писавшем не менее (на мой скромный вкус) талантливые стихи. И кто решил за вас (о да, именно так), кого вы будете считать бессмертным, а кого нет?

Осталось ли за их бессмертием хоть что-то, кроме имен и чужих, часто неправильных интерпретаций их трудов? Вместо личностей остались бренды, не хуже Тойоты или, если хотите, Кока-колы.

Впрочем, имя Джека Потрошителя тоже не забыто, но это уже совсем другой вопрос.

Недавно я прочла псевдо бестселлер господина Глуховского о не слишком радужных перспективах для каждого из нас, если человечество все-таки достигнет бессмертия. Физического, разумеется.

Его «Будущее» вычерчено топорно, широкими мазками, _наверняка_ — так, чтобы уж точно не перестать гадить в душу читателю. Читатель же так любит, когда ему гадят в душу: он это называет эпатажем, смелостью, свежим взглядом. Если повезет, то и борьбой с системой назовет. А если вы не согласны, у меня для вас плохие новости, ибо вы незнакомы со спросом на современном литературном рынке.

Сама же я грязь называю грязью и не позволяю ей забиваться мне под ногти.

Но я не пожалела, что дочитала, потому что автор достаточно ясно (а именно ясности, как вы помните, мне недостает) говорит нам о простых вещах: вечно живущему, бесконечно размножающемуся человечеству не хватит ни пространства, ни еды, ни энергии. И если не найти новых ресурсов, придется ему, подобно Уроборосу, пожирать либо самого себя, либо своих детей.

А я не хочу выбирать между собой и своими детьми.

И теперь, в сухом остатке трех тысяч знаков размышлений у нас есть только вырисовавшаяся никому не нужная спорная классификация, что бессмертие может быть посмертное (когда в века уходит твоем имя и творение) и минующее смерть (когда в века уходит вечно молодое (или не очень) тело. Но это уже к господам фантастам).

И сегодня вы вынуждаете меня вспомнить урок мудрости, который мне преподала моя маленькая сестра. Ей восемь, а она знает во много раз больше каждого из вас.

Сейчас я перескажу вам этот урок.

Она как-то сказала мне, что бессмертие – в цикле. Подобно вызревшим на колоске семенам, что, падая в землю, прорастают вновь.

Эгоист во сне бунтует, шипит и толкается, спеша капнуть ядом в эту бочку меда: ведь это уже совсем другой колос, а родитель его вовсе не бессмертен. Ошибаешься, ответила мне моя сестра, ведь колос и дает семя, и прорастает из него же.

И у меня не остается сил спорить.

Начиная работу над этим эссе, я планировала другую мораль в конце: выбери себе дело, достойное вечности, и посвяти себя ему. Но буквы, слова, предложения, зачастую, существуют независимо от меня и, подобно литературным героям, начинают диктовать мне свою волю. И знаете что? Я им верю.

И они говорят мне: бессмертие в самой жизни, в ее законах, в ее цикле. Просто в том, чтобы делать свое дело: не самое великое, не самое значимое, не самое востребованное, возможно. Просто в том, чтобы любить. Просто в том, чтобы прорасти в своих детях.

И можете считать меня сентиментальной неудачницей, не сумевшей прославиться, и потому выдумавшей всю эту чушь себе в оправдание.

Мне все равно.