Если бы в радуге был еще один цвет, то какой?

Несколько дней подряд шли дожди. Не просто дожди, а непрекращающиеся ливни, начавшиеся одним предрассветным часом и погрузившие сентябрьский мир в темную пелену холода и тумана. Не сказать, чтобы это было уж очень грустно и уныло, но после изнуряющего зноем августа данное мокро-серое состояние окружающей действительности несколько нарушало гармоничное равновесие, созданное за лето. Потоки капель размывали границы и очертания, смывая теплые краски природы, как художник, окончивший работу над картиной, смывает краски с палитры. Краски эти смешиваются в едином потоке, превращаясь в субстанцию грязного цвета, а потом и вовсе исчезают.

И так несколько дней подряд. Несколько бесконечных дней. В один из таких дней я (как, впрочем, и полагается приличному человеку вести себя в дождливые дни) сидела, с ног до головы укутанная пледом, чаем и котом, и погружала себя в книгу с каким-то цветным названием. И вдруг, обратив взгляд в окно, я на секунду поразилась происходившему по ту сторону запотевших стекол. А именно – непривычному для последних пары дней изобилию цвета. Это была радуга. И не просто радуга, а радуга невиданных размеров и идеальной формы, описанных в сказках и являющихся типичными именно для сказочной области человеческого существования. Но никак не для повседневно-обыденной. Побросав, куда придется, плед, чай и возмущенного кота, я схватила фотоаппарат и поспешила запечатлеть этот пример существования чудес.

Пытаясь уместить волшебство в объектив, я подумала о книге, которую читала. Автор с воодушевлением повествовала о влиянии цвета и света на физическое и эмоциональное состояние человека и ему подобных. Среди доводов и объяснений того, почему огненно-красные тона возвышают душу, а желтые и золотые – дарят радость и веселье, встречались описания и таких необычных оттенков, как «дымчатая роза», «персиковое дерево», «темный лосось». Я представила, как бы выглядела моя необъятная радуга, если бы каким-то образом в ней стали присутствовать описанные оттенки. Что было бы, если следом за оранжевым следовал гранатовый или, скажем, оттенок с экзотичным названием «гуммигут». Или если бы синий цвет переходил в аметистовый, а уж только потом в привычный фиолетовый. Представила и твердо решила, что в этом случае моя радуга напрочь перестала бы быть той классически-сказочной и необъятно-волшебной. Да и не радугой стала бы вовсе. Ну или радугой, но уже искусственной, ненастоящей.

Сделав такой вывод и вместе с ним приличное количество снимков, я вернулась, переполняемая приятными ощущениями от созерцания цвета и ощущения света, к своему пледу и чаю. Кот, к слову, все еще возмущен.