Как безобидно звучала просьба моих дальних родственников приютить на летние месяцы их собаку, пока они будут в далекой Америке нянчить долгожданную внучку. Ничего не предвещало того, что я, спустя несколько лет, буду вспоминать о своем согласии как о самом безумном решении.

Собака оказалась жизнерадостной и неутомимой годовалой лайкой снежно-белой масти, с аппетитом крокодила после нескольких месяцев голодовки и просто дьявольской изобретательностью. Первые два дня она скромно гуляла по двору, бурно радуясь каждому моему появлению. На третье утро я проснулась от ликующего лая, доносящегося откуда-то сверху: собачонка взобралась (после многих неудачных попыток, судя по исцарапанному лобовому стеклу)на крышу внедорожника, стоящего во дворе, и скребла ее когтями, периодически оглашая окрестности истошными воплями. Мой выход был встречен очередной порцией лая, после чего Умочка скатилась с крыши для того, чтобы кинуться в мои объятья.

Что только не вытворяла эта собака! Она съела все движимое и погрызла все недвижимое имущество, с которым оставалась наедине. Она периодически сбегала в соседский двор, чтобы всласть вываляться в навозе на скотном дворе и до смерти перепугать их корову. Она умудрялась вывернуться из любого ошейника и даже шлейки, выбраться из любого помещения, а если это ей не удавалось, то начинала проникновенно выть.

Я стала избегать общения с соседями, которые проявляли просто ангельское терпение, и перестала покупать продукты впрок. Однажды безумное животное съело несколько килограммов сухого риса, украв пакет из кладовки, после чего ее раздуло как колбасу, и мы с ней ровно шестнадцать часов (с перерывами) гуляли по саду, так как я испугалась, что собака лопнет. После каждой проделки Умочка становилась чрезвычайно веселой и любвеобильной, норовя запрыгнуть мне на руки и абсолютно не терзаясь угрызениями совести, что меня особенно огорчало.

Это было ужасное лето, я тихо ненавидела собаку, втайне надеясь, что американские родственники возместят мне моральный и материальный урон. Но веселый дядюшка, забирая своего монстра, в ответ на мои рассказы лишь гордо произнес: «Я всегда знал, что она бесстрашная». Ответить на это было нечего.